Йарр-байкер.

Никита припарковал байк у придорожной кафешки с оптимистичным названием «Сытый носорог», которое неожиданно выделялось среди безликого ряда вывесок «Кафе», мозолившего глаза последние несколько часов. В дальнем углу стоял другой мотоцикл, какой-то «кастом», практически «байк-родстер» или «мускул-байк», вроде бы и отсылка к чопперам есть, но мощь и угловатость просто  читаются в каждом изгибе. Весь «Днепр» Никиты не стоил и руля того красавца.

Сырые волосы мели по чёрной шершавой коже косухи. Шлем защитил корни от намокания и те золотились в свете ламп, но концы пропитались дождём позднего сентября и потемнели от влаги и казались чуть ли не тёмно-каштановыми.

Стоило только войти внутрь помещения, как улица сразу стала казаться тёмной и неприветливой – Никита давно заметил, что даже через обычное оконное стекло вечер кажется всегда мрачнее. Сейчас было примерно полтретьего, но карельская осень на то и карельская. Снаружи казалось, что ещё ничего так, даже не сумерки, лёгкая морось сеется из светло-серой пелены, а вот сквозь оконное стекло небо выглядело прямо таки свинцовым из-за туч.

Оббитые ДСП стены, поверху оклеенные декоративной плёнкой «под доску».  Синяя неоновая лампа над входом, какая-то надпись или фигура – что-то непонятное, в духе «тегов», что малюют недоросли на любой стене. Слева вдоль окон столики, справа стойка, потом направо зал загибается – там ещё столики. Меню у кассы, заправленное в то, что в большом городе назвали бы «тейбл-тенсами».

– Солянку, сосиски с рисом, компот, - проговорил Никита улыбающейся девочке-кассирше, вскользь мазанув взглядом по старой бумаге под прозрачным пластиком.

– Садитесь, вам принесут, – приняв деньги по прейскуранту, любезно прожурчала кассир, отвернулась к кухне и зычно гаркнула: – Солянка, сосиски, рис!

Компот принесли тут же, суп, начерпав из большого бака, минутой позже. Тарелка – белая, с синей каймой по краю – даже дымилась, свидетельствуя, что повар первым блюдам замёрзнуть не даёт. Ну, статус кафе – при крупной развязке трасс – обязывал. На огонёк заходили постоянно, и персоналу приходилось хлопотать, чтобы водители в следующий раз снова тормознули у их крыльца.

Ещё когда шёл от кассы, выбирая столик, Никита заметил косые взгляды компаний, сидевших по два-три человека на закуток. Джинсы, фланелевая рубаха, бейсболка, неснимаемая даже в помещении – прямо лубочная калька со штатовских дальнобоев какая-то. Взгляды были полны иронии и желчи, но Никита сделал вид, что не замечает их. Как привык.

Принесли второе, поставили рядом с красным пластиковым подносом на тёмно-коричневый, местами немного липкий стол. Что не осталось незамеченным среди «драйверов».

– Смари, патлатому сосиски принесли, – донёсся «театральный» шёпот из-за соседнего стола. – Или это баба? Не пойму никак. Тогда понятно, почему сосиски. Смари-смари, две штуки, она по двое принимает, что ли, бгыгыгы?

Никита давно для себя решил, что спорить с шакалами – себе дороже. Их много. Он один. Потому он просто опустил голову чуть ниже и загребал вилкой рис, пропитанный светло-бурой подливкой. Доесть и уйти, никто его тут потом никогда не вспомнит.

Его столик был как раз в углу зала, и он, накалывая сосиску на вилку и делая вид, что разговор за соседним столом не о нём, отчётливо видел, как в дальнем конце зала встал парень, резко отодвинув от себя поднос с тарелкой. Он прошагал к повороту, и каждый его шаг сопровождался тонким «цоком», который казался бы смешным в любом другом случае. Но не когда его издаёт стальная подкова, набитая на каблук армейского берца, в который обут человек, чей вес навскидку определяется как «рядом под центнер». Нельзя было назвать его фигуру «культуристским клином», плечи не поражали шириной, но складывалось ощущение общей плотной сбитости. Косуха, обтягивающая сей торс, ухоженно лоснилась и на левой стороне груди виднелись нашивки с фамилией на латинице и надписью «Sgt of Arms». Лицо, которое скорее можно было бы назвать круглым, было обрамлено понизу короткостриженной каштановой бородой, сливавшейся с усами, сверху же волосы были выбриты так, что по середине черепа оставалась широкая полоса от затылка ко лбу, примерно на пару сантиметров длины. «Драйверы» настороженно заткнулись.

Хозяин того роскошного байка (а это, без сомнений, был он) остановился у того самого столика, из-за которого только что доносился пересчёт Никитиных сосисок, а оба владельца фланелевых рубашек в клетку, что сидели там, сосредоточенно уставились в свои тарелки. Колоритный бородач без каких-либо предисловий внезапно положил руки на затылки сидевших за столом и от души приложил их лицом об крашеную ДСП, вложив в движение всю силу, работая не столько руками, сколько корпусом. Потом повернулся к столу Никиты.

– Ты приехал на байке, но позволяешь всякой хуйне молоть всякую хуйню. Я задаю себе вопрос – байкер ли ты. Задай его и ты себе.

После чего вышел и рёв двигателя в три четверти был свидетелем его отъезда.

Никита вдруг понял, что если он продолжит есть, делая вид, что его тут нет, ему наваляют тут всем баром. Потому принял единственно верное решение – один его друг, которого угораздило в своё время попасть на пару месяцев в СИЗО, назвал бы такое «сидеть гоголем» – гордо поднятая голова, зырк-зырк по сторонам ну и всё такое.

Долго выделываться не пришлось – в тарелке оставалось всего на пару вилок гарнира, ну, может, больше, Никита не думал, что сейчас стоило считать каждую рисинку.

На стоянке подойдя к байку, он нашёл под багажной сеткой картонный прямоугольник типа визитки, успевший уже промокнуть. «Два колеса, байкер один раз» значилось на ней. "По силам ли тебе эта свобода?" – было начертано на обороте.